If I could just hide The sinner inside And keep him denied. How sweet life would be If I could be free From the sinner in me.
Рассказ без названия, начало главы второй. На ваш суд, дамы и господа.
И вновь вечер, ранний вечер. Тусклые сизые небеса и черный лес. Холодный ветер пробирает до костей, а последние отблески заходящего солнца создают иллюзию того, что все же должно быть тепло. Я ухожу с балкона, быстро прохожу через номер, надеваю пальто и покидаю отель. Еще раз этот холод, теперь уже он точно не выпустит меня из своих объятий.
Я перехожу дорогу, и оказываюсь перед воротами парка. Справа от меня небольшая кирха, часы на звоннице пробили 15 минут 5-го.
Черные верхушки голых деревьев, серые дорожки, тусклые газоны. Окружающий мир скован холодом. Он таков, каким он должен быть, но в нем нет ни капли жизни. Жизнь, кажется, покинула эти места, сохранив в них вечную память о себе.
Каждый мой шаг отдается морозным скрипом гравия на дорожках. Снега нет, но, судя по всему, для холода и пустоты это не препятствие, чтобы подстроить мир под себя. На тусклом небе сияет полная луна. Во всем своем великолепии она созерцает увядший мир, она видит парк, кирху, черные деревья, черных воронов – единственных, кроме людей, живых созданий, которых уловил мой взгляд. И меня, одиноко бредущего вновь в неизвестность. Странно, что я не умер тогда… Зачем я здесь? Ради нее? Но где она? Здесь ли? Я знаю, что нет. В этом безжизненном холоде я ищу ее, моя музыка – крики воронов, мой свет – давно угас. Моя любовь… Моя любовь – эта пустота, этот холод, и этот угасающий вечер. Я возненавидел ночь, и тому были свои причины. Я панически боюсь теперь темноты. И темноты, и света. Вчера, когда я шел по залитым холодным светом негреющего солнца, промерзшим улицам Вены, я проклял все на этом свете. Эта толпа, она не такая, как на родине, она другая, и я утонул в ней, не боясь быть умерщвленным. Я утонул в испепеляющем свете солнца, и понял, что ее больше нет. Я бесцельно бродил по городу, пока солнце не стало медленно прятаться за горизонт, и я не перестал чувствовать свои руки в тонких кожаных перчатках. Ненавижу холод. Я зашел в кафе. В какое – не помню, и разве это важно? Уединенный столик где-то в конце зала, сигаретный дым и сливающийся с ним запах кофе. Вновь утонувший, уже в переплетении ароматов и дыме, я увидел ее перед собой. Она была такой, как в момент нашей первой запланированной встречи, холодны осенним вечером в промозглом Фрейнсе. Как всегда, чарующий загадочный взгляд, лицо, закрытое старомодной черной вуалью. Быть может некий цинизм и чувство превосходства во взгляде. И нежный, тихий, при этом очень глубокий голос, который мог бы показаться ценителю женской красоты слишком низким. Она была такой тогда, такой она предстала передо мной и тем вечером в венском кафе. Но эта иллюзия, это видение – оно исчезло, растворилось, превратилось в сигаретный дым.
И вновь вечер, ранний вечер. Тусклые сизые небеса и черный лес. Холодный ветер пробирает до костей, а последние отблески заходящего солнца создают иллюзию того, что все же должно быть тепло. Я ухожу с балкона, быстро прохожу через номер, надеваю пальто и покидаю отель. Еще раз этот холод, теперь уже он точно не выпустит меня из своих объятий.
Я перехожу дорогу, и оказываюсь перед воротами парка. Справа от меня небольшая кирха, часы на звоннице пробили 15 минут 5-го.
Черные верхушки голых деревьев, серые дорожки, тусклые газоны. Окружающий мир скован холодом. Он таков, каким он должен быть, но в нем нет ни капли жизни. Жизнь, кажется, покинула эти места, сохранив в них вечную память о себе.
Каждый мой шаг отдается морозным скрипом гравия на дорожках. Снега нет, но, судя по всему, для холода и пустоты это не препятствие, чтобы подстроить мир под себя. На тусклом небе сияет полная луна. Во всем своем великолепии она созерцает увядший мир, она видит парк, кирху, черные деревья, черных воронов – единственных, кроме людей, живых созданий, которых уловил мой взгляд. И меня, одиноко бредущего вновь в неизвестность. Странно, что я не умер тогда… Зачем я здесь? Ради нее? Но где она? Здесь ли? Я знаю, что нет. В этом безжизненном холоде я ищу ее, моя музыка – крики воронов, мой свет – давно угас. Моя любовь… Моя любовь – эта пустота, этот холод, и этот угасающий вечер. Я возненавидел ночь, и тому были свои причины. Я панически боюсь теперь темноты. И темноты, и света. Вчера, когда я шел по залитым холодным светом негреющего солнца, промерзшим улицам Вены, я проклял все на этом свете. Эта толпа, она не такая, как на родине, она другая, и я утонул в ней, не боясь быть умерщвленным. Я утонул в испепеляющем свете солнца, и понял, что ее больше нет. Я бесцельно бродил по городу, пока солнце не стало медленно прятаться за горизонт, и я не перестал чувствовать свои руки в тонких кожаных перчатках. Ненавижу холод. Я зашел в кафе. В какое – не помню, и разве это важно? Уединенный столик где-то в конце зала, сигаретный дым и сливающийся с ним запах кофе. Вновь утонувший, уже в переплетении ароматов и дыме, я увидел ее перед собой. Она была такой, как в момент нашей первой запланированной встречи, холодны осенним вечером в промозглом Фрейнсе. Как всегда, чарующий загадочный взгляд, лицо, закрытое старомодной черной вуалью. Быть может некий цинизм и чувство превосходства во взгляде. И нежный, тихий, при этом очень глубокий голос, который мог бы показаться ценителю женской красоты слишком низким. Она была такой тогда, такой она предстала передо мной и тем вечером в венском кафе. Но эта иллюзия, это видение – оно исчезло, растворилось, превратилось в сигаретный дым.
